Казахстанские родители обеспокоены трагическими случаями среди подростков. Готова ли система школьных психологов справиться с вызовами, связанными с эмоциональными и психологическими сложностями детей?
Есть ли в Казахстане проблема со школьными психологами и как её решить, специально для Ayel выясняла Асель Маржакупова.
На встрече с жителями Турксибского района на прошлой неделе аким Алматы Ерболат Досаев, как сообщал kaztag, заявил, что дефицит психологов в городе составляет 200 специалистов. По его словам, чтобы решить эту проблему, начали программу подготовки психологов, дефектологов и логопедов, а также обсуждаются различные передовые практики с институтами. Цель этой программы – повысить уровень психологов в соответствии с новыми вызовами. Планируется введение отдельной системы оплаты труда, а также привлечение молодёжи для работы с детьми. В этом году завершатся подготовительные работы, а в следующем году в школе №61 стартует пилот, который продемонстрирует работу по изменениям в отношениях между детьми и борьбе с буллингом.
Это не первое внимание к проблеме школьных психологов. В апреле этого года, по информации Total.kz, заместительница премьер-министра страны Тамара Дуйсенова в ответе на депутатский запрос сообщила о планах по увеличению штатной численности педагогов-психологов в образовательных организациях.
«В рамках «Комплексного плана на 2023-2025 годы по защите детей от насилия, предотвращению суицидов и обеспечению их прав и здоровья» предусматривалось обеспечение одним педагогически-психологическим кабинетом на каждые 500 обучающихся. Внесены изменения в Закон «Об образовании», позволяющие первым руководителям изменять штатную численность и штатное расписание не чаще одного раза в течение финансового года, в пределах утверждённой численности управленческого, административного и вспомогательного персонала и в пределах лимита предоставленных средств», – было сказано в ответе.
Согласно предоставленным данным, всего в организациях среднего образования работают чуть более 12 тысяч педагогов-психологов, в том числе в дошкольных организациях – 3 526, в школах – 8 236, в колледжах – 655. За последние три года количество психологов увеличилось на 403 единицы. Кроме того, в ответе говорилось, что до конца 2024 года планируется открыть 8 центров психологической поддержки (Жамбылская, Мангистауская, Туркестанская, Жетысуская, Улытауская, Абайская, Западно-Казахстанская области, город Шымкент).
Светлана Богатырёва, семейный психолог, руководитель фонда Just Support, считает, что школьный психолог – это очень нужная в школе единица, потому что учебный процесс сложный, вызовов очень много, и детям нужна поддержка, чтобы особенности их развития или социализации не отражались на учёбе или даже помогали им учиться.
«Такая единица, как школьный психолог, была введена в Казахстане в 90-е годы именно за этим, чтобы сопровождать детей в учебном процессе. И, в принципе, это очень хорошая норма и прогрессивная мера, которая должна бы работать на благо наших детей. Но как оно на практике реализуется, вот это вызывает большие вопросы»,– говорит Светлана, которая сама в прошлом работала два года школьным психологом и знает эту систему изнутри.
Говорить об этом нужно, считает психолог, для того чтобы государственные деньги, выделяемые на оплату труда этих специалистов, не уходили впустую. Чтобы мы видели результат этой работы и не задавали в критических ситуациях вопрос:
«А что же делал школьный психолог, а где он был, а почему недоработал, а почему недосмотрел?».
В том, что, с одной стороны, деньги тратятся, вроде бы специалисты есть, а с другой стороны, вопрос тогда, почему столько проблем, почему такой высокий уровень детского суицида и буллинга и какую роль школьные психологи должны играть во всем этом процессе, Светлана Богатырёва видит несколько проблем:
«Педагогов-психологов готовят в нескольких вузах и нанимают в школу тех, у кого указана эта специальность в дипломе. Но проблема в том, что в этих вузах основной упор при их подготовке идёт именно на часть педагогическую. То есть по факту это специалист, который готов психологию преподавать, о психологии как-то говорить, но очень мало имеет практического навыка, навыка работы с детьми, консультирования. И это накладывает свой отпечаток, потому что среди школьных психологов я встречаю крайне мало профессионалов, готовых именно к практической консультационной работе.
Многие не знают минимальных этических принципов, не понимают динамики процесса: что психолог не даёт советы, не навязывает свою точку зрения, не пытается из человека сделать какого-то другого человека, как кажется психологу, правильного, не пытается решить сам его проблему. И вот эти вещи я часто встречаю в работе, к сожалению. И я видела нескольких, точно знаю, хороших школьных психологов, которые умеют это делать, но они получали это образование, этот навык не в вузе, а закончив дополнительно платное образование».
Вторая большая, на взгляд Светланы, проблема в том, что сама система школьной психологии не предусматривает и нарушает базовый принцип конфиденциальности.
«Когда человек приходит к психологу, будь то взрослый или ребёнок, он рассчитывает на то, что сказанное останется между ним и специалистом. Это как тайна исповеди. Но в школе психолог является прямым подчинённым директора, и он обязан сообщить о чём-то тревожном или опасном. Понятно, что с простыми вещами дети не идут, но часто школьные психологи не различают эту грань и часто сообщают не только о таких серьёзных вещах, как суицидальные мысли, попытки суицида или насилие, но и о гораздо более мелких. И таким образом конфиденциальность нарушается и то, что рассказал ребёнок, становится часто достоянием всей школы. Я не раз слышала от детей такие истории, от родителей тоже. Соответственно, ребёнок, во-первых, перестаёт доверять такому психологу, во-вторых, вообще уже не хочет больше ни в эту школу, ни в этот класс».
Встаёт вопрос, как это всё решать:
«Системная проблема в том, как регламентируется деятельность психологов. Надо признать, что на этом поприще есть успехи. Например, в начале 2000-х, вообще было непонятно, что за специалист такой психолог, что он должен делать, кому подчиняться, к кому относиться. И очень долгое время школьные психологи были по кадровой сетке на уровне технического персонала и с соответствующей зарплатой. Мы долго писали, как фонд, как общественная организация, поднимали эти вопросы, и в итоге несколько лет назад школьных психологов перевели в категорию педагогов. Соответственно, выросла и оплата труда тоже.
Ещё одна нерешённая проблема – это квалификационные требования. Если мы почитаем существующие сейчас требования, то там психолог должен примерно всё. Если учесть, что на каждую школу выделена одна ставка школьного психолога, а детей там полторы-две тысячи. И понятно, что это нереально всё успеть, получается, что они по факту многие занимаются просто отписками, пишут отчёты о реальной деятельности. И эту проблему тоже мы поднимали, пробовали её решать».
Светлана считает, что при колоссальной текучести кадров среди школьных специалистов задерживаются совершенно разные люди.
«С точки зрения здравого смысла, выжить в этой системе крайне сложно. И плюс до сих пор не все понимают роль психолога, его место в системе субординации, организации образования. И заваливают разные ведомства, инстанции просто нереальной дополнительной работой. Всё это приводит в конечном итоге к тому, что мы видим,– не совсем качественную работу, мягко говоря, и реальные проблемы детей не решаются», — объясняет Светлана.
Решать эти проблемы экспертка предлагает разными путями и системно:
Во-первых, необходимо выстроить правильную нагрузку – не более 500 детей на одного специалиста.
Во-вторых, чёткие квалификационные требования, задачи, общие стандарты, программа и методики.
В-третьих, необходимо разделить специалистов по возрастам для начальной, средней и старшей школы.
В идеале – отдельные специалисты для педколлектива и работы с родителями.
В-четвертых – нужно решить вопросы качества работы и конфиденциальности услуг.
Возможное решение – создание независимых психологических центров по модели некоторых стран мира. Психолог в школе должен выполнять роль условной скорой помощи или терапевта. Уметь оказать на месте первичную психологическую помощь и отправить для решения более глубоких проблем в такой центр. Важно, чтобы подобные центры были независимы от школ и не обязаны были докладывать, что выявили и какую проводили работу.
«Мы выходили с такими предложениями. Вроде бы были услышаны, государством были запланированы бюджеты для открытия таких центров. И вроде бы они набрали кадры и начали открываться. Мы очень радовались. Но потом стало известно, что эти центры открываются как методические. То есть будут разрабатывать методические рекомендации для школьных психологов. С учётом всех существующих проблем это очередное создание видимости бурной деятельности, которое не принесёт никакого результата. И пока все эти государственные деньги расходуются нерационально, пока эта система вся работает неэффективно, проблемы с детьми продолжаются. И растёт детская преступность в том числе», – уверена Светлана.
Зарубежный опыт
Одна из показательных стран в мире, где психологическому здоровью детей уделяется огромное значение, – Финляндия. По данным портала психологических изданий PsyJournals.ru, с 2007 года во всех финских школах есть должность школьного психолога. Школьный психолог в основном работает с учениками с 1-го по 6-й класс, значительно реже с учениками основной ступени образования.
В случае необходимости учеников и семьи отправляют на консультации в консультационные центры, где работают психологи, специализирующиеся на семейных проблемах. На базе центров семейного консультирования активно развиваются проекты, призванные помочь семьям решить конфликтные проблемы, например, проект семейной медиации Fasper. Цель этого проекта – помочь разводящимся родителям прийти к наиболее благоприятным для детей договоренностям.
Кроме того, большое внимание в финских школах уделяется предотвращению буллинга. В Финляндии создана одна из наиболее активно применяемых в мире антибуллинговых программ KiVa, которая используется в 90% школ Финляндии и распространяется в других странах (Норвегия, Великобритания, Швеция, Новая Зеландия). Программа включает занятия со школьниками и методы быстрого реагирования на выявленные факты буллинга. Уроки проводятся педагогами в течение учебного года, цель занятий – помочь группе перейти из пассивной позиции поддержки травли в активную позицию противостояния ей.
✅ Подписывайтесь на https://t.me/ayel_kz